50 и одно дыхание глубже - Лина Мур

– А ты ревнивица, Софи, – журю её, не сводит с меня блестящих, чёрных глаз, а Шторм пытается лизнуть мою руку.

– Как и любая женщина. – Замечает Николас, вышедший в холл, и уже переодетый в иную футболку и штаны.

– Мужчины недалеко ушли от женщин, – улыбаюсь я. Отвечая мягкой улыбкой, подходит ко мне.

– Ты убежал, – укоряя его, недовольно складываю руки на груди.

– Ты не оделась, – в том же духе отвечает он.

– Я достаточно оделась, чтобы выслушать тебя. Ты купил эту собаку не для меня. Не так ли? – Показываю взглядом на Софи, так и не сдвинувшуюся с места.

– Отчасти, – присаживаясь на корточки, подзывает её. Она, в отличие от Шторма, подходит медленно, грациозно, показывая мне, как надо двигаться.

– Когда я заказал её, – поглаживает собаку, льнущую к его руке, – то поначалу мои мысли не касались тебя. Но позже у меня был второй план по тому, как тебя заинтересовать и привести к себе. Она была приманкой для того, чтобы я смог поговорить с тобой.

– Зачем ты купил её на самом деле?

– К себе, ребята, – вздыхая, выпрямляется и указывает им на комнату.

– Пойдём, – рука Николаса ложится на мою талию. Подталкивает меня к гостиной, послушно иду за ним.

Включает неяркий свет, исходящий только от камина. Садится на диван и предлагает мне последовать его примеру.

– Я не нахожусь в той спальне, как и не принимаю там больше душ, не пользуюсь ничем оттуда. Только по необходимости захожу и переношу одежду в другую спальню, прохожу мимо, когда надо попасть в кабинет. Ночую я в другой спальне. Но всегда возвращаюсь в эту спальню и к этой кровати. Всегда уродую именно этот матрас, как и меняю его с заметной частотой, – начинает он, но смотрит не на меня, а на свои руки, что сжал в крепкий замок.

– Как сказал мой психолог, я делаю всё там с целью оживить спальню. Не раз уже включал воду в душе или набирал ванну, даже фен включал, как и готовил одежду. Твою одежду. Но я не помню этого. Ничего не помню. В первую ночь я ранил Шторма, который не понял, в чём причина моей агрессии и криков. Он посчитал, что на меня кто-то нападает. Проснувшись от своего кошмара, я услышал, как скулит Шторм. Первое, что увидел – кровь. Я представил в тот момент себе разные сценарии происшедшего. Нож был в моей руке. Порез был несильным, но для меня глубоким. Не помню ничего из того, что делаю в такие моменты. Я могу спокойно выйти на улицу и убить кого-нибудь. Поэтому мне нужен был кто-то третий. Если даже я кинусь на Шторма, то третий должен быть равный по силе и быстроте. И я решил, что надо купить ещё одну собаку. Самку. Женщины яростно защищают тех, кто рядом с ними. Это должно было обезопасить Шторма.

– Она ведь могла разорвать тебя, – ужасаюсь я.

– Могла, и это было бы лучше, чем я бы разорвал кого-то. Особенно тебя. Поэтому не закрывай их, Мишель. Они бы защитили тебя от меня. Если бы… я не знаю, почему проснулся. Проснулся, и это сложно объяснить. Самый мой страшный кошмар превратился в реальность. Мне стыдно, в жизни так не было стыдно за то, кто я есть. Я не знаю, как бороться с этим. Только психиатрическая клиника остаётся выходом, – его вздох, рваный, быстрый и полный горечи находит ответную реакцию в моём сердце. Это не жалость, это желание помочь.

– Николас, – придвигаюсь ближе к нему, а он так и сидит, не смотрит на меня.

– Это последствия всего, что было с тобой. Но мы же, справимся. И тебе не нужно лечение, я верю в то, что это пройдёт. Пройдёт тогда, когда мы уладим разногласия, прекратим ругаться и начнём двигаться дальше, – мягко заверяя, кладу свои руки на его.

– Вода, – неожиданно вспоминаю я, а он недоумённо поднимает голову на меня. – Вода была причиной. Я читала… после психотерапевта, у которого я была сегодня. Меня нельзя назвать полностью принявшей все его слова. Злость и обида вела мной вначале, а затем, когда прошло время, я увидела всё с другой стороны. Решила узнать больше о твоём состоянии. И только сейчас вспоминаю, что в одной из статей было описано, что лунатика будить нельзя, но от воды они просыпаются, не все, но большинство. В этом отличие лунатиков. Значит, у тебя проблема не в голове и она не так глубока, как тебе кажется, у тебя диссонанс с эмоциями и воспоминаниями. Почему ты так держишься за них, Николас? Зачем ты это делаешь? Дай мне возможность понять тебя, пожалуйста.

– Страх, – незамедлительно отвечает он, сбрасывая мои руки с себя. Встаёт и обходит диван. Тоже поднимаясь, иду за ним следом к панорамному окну.

Понимаю, что ему сложно делиться чем-то со мной, слабостью, что существует в его теле. Но, неужели, признание этой слабости делает человека ничтожным? Нет. Это показывает, что он хочет двигаться дальше, обсуждать и искать варианты. А ему сложно. Он словно переступает через себя, обдумывает и подбирает каждое слово, чтобы продолжить и объяснить мне это. А я жду, обнимаю себя руками и жду от него хоть какого-то звука.

– Я столько раз пожалел о том, что сделал, это не счесть, – тяжело вздыхая, произносит он.

– Та ночь? Но мы не виноваты в этой ошибке. Возможно, виноваты, потому что оба боялись предательства. Я боялась, что моя любовь тебе не нужна, а затем всё свалилось на меня. Отец. Его операция. Признание Тейры. Слова твоего адвоката. Эта видеозапись. Я не помню… точнее, не понимаю, почему так повела себя, но это уже в прошлом. И я не виню тебя, правда, не виню. Было больно, очень больно. Разве это не доказывает то, что я хочу быть здесь? С тобой? – Тихо отвечаю я, и ни одной эмоции на его лице не пробегает. Ничего. Оно как будто высечено из камня, даже его взгляд, обращённый на ночной город, не выражает ничего.

– Я не об этом, Мишель. Я о том, что затащил тебя за собой. Мне не следовало, вообще, начинать это всё. Я одиночка, понимаешь? Одиночка, которому никто не был нужен. Чем меньше людей рядом, тем спокойнее. А сейчас всё изменилось. На мне лежит ответственность, и я понимаю это. Принимаю и пытаюсь уложить всё в голове. Но пока слишком сложно. Страх повторения возможен. Потому что отношения для меня опасны. И для тебя тоже. Мне пока не удалось узнать, кто были те, что так настроили нас друг против друга. Ни одной зацепки, и всё может вновь пойти по кривой дорожке. Да и сам я, от меня ничего не осталось, кроме психического расстройства и маниакального желания, не отпускать тебя, – поворачивается ко мне, запутав полностью в своих словах.

– То есть ты жалеешь? Я не понимаю, Николас, – мотая головой, развожу руками.

– И да, и нет. Да, потому что повлёк за собой столько проблем для тебя. Нет, потому что понял – не смогу испытывать что-то подобное к другой. Да и, вообще, испытывать. Мне нравится это состояние, и в то же время нет. Я не знаю, кто я. Но точно знаю, кто ты, крошка, – тянется ладонью к моему лицу и поглаживает щёку большим пальцем.

– Кто я? Безумная девица, что принесла тебе кошмары? – Нервно улыбаюсь, страшась, что услышу подтверждение своих слов.

– Не отрицаю, что ты безумна. Но до моего безумства тебе ещё очень далеко. Ты сильная, всепрощающая, бесстрашная. Такая, каким должен быть я. А я…